В эти пару дней в России вот уже двадцать с лишним лет принято вспоминать тот, восставший Октябрь 93-го. Прикидывать, как бы все сложилось, если бы… У тех, кто постарше - пить, не чокаясь, проклинать и оправдываться. Мне вспоминать нечего: я мало что соображал тогда. Но кое-что понимаю теперь.
Да
вот же, все перед глазами — я о стране,
в которой мы живем.
Часто
приходится слышать, что нынешняя Россия
— плоть от плоти тогдашней победы
ельцинизма: от суперпрезидентской
республики до “экономического блока
правительства”, за четверть века
эффективно успевшего разве что
состариться. Что и скорая Чечня, и
неблизкая Украина, и дефолт со вступлением
в ВТО, и олигархический Лондон на пару
с полковниками-миллиардерами, и “не
подлежащая пересмотру” приватизация
заодно с упорной скупкой американских
облигаций — все это прямое следствие
преступного указа №1400 и дикого танкового
“кегельбана”.
Все
это правда, наверное. Но далеко не вся
правда. Я гляжу на русский Севастополь
и наш флаг над Пальмирой, наблюдаю
миллионную реку “Бессмертного полка”
и итоги конкурсов “Имя России”, читаю
страдания глэм-оппозиции в фейсбуке,
просматриваю темы выпускных сочинений
и заголовки в глобальных СМИ, и вижу —
во всем этом никакой победы ельцинизма
нет и в помине.
Если
кто и проиграл в России — политически,
исторически, идейно — так это
именно ельцинизм. В реальности, он умер
бездетным, не оставив потомства. Он не
сподобился даже сочинить текст к
собственному гимну или написать роман
о своей расстрельной “победе”.
Вот
что для меня самое удивительное в том
кровавом Октябре: не люди и не движения,
защищавшие Верховный Совет, но те их
образы и идеи, за которые они шли на
смерть и которые, казалось, потерпели
тогда сокрушительное поражение, —
чудесным образом все-таки победили. Они
преодолели тотальную либеральную
цензуру. Ворвались в кремлевские
коридоры. Проросли в риторике “первых
кнопок” ТВ. Беседуют с миром на языке
соцопросов. Являют себя в геройстве тех
смельчаков, которые и сегодня не желают
сдаваться врагу. До сих пор насыщают
национальное сознание огромной страны.
Эти
ценности сегодня очевидны. Россия должна
быть сильной суверенной державой. Ее
Армия и Флот — первые ее союзники.
Русский народ — это разделенный народ,
которому рано или поздно суждено
воссоединиться. Наш путь лежит в стороне
от “торного пути цивилизации”, который
на практике означает лишь новый
колониализм, попирающий “вычеркнутые
из истории” народы. Мамона — не наш
бог. Есть кое-что поважнее человеческой
жизни. Нашему роду не должно быть
переводу. Русские не сдаются. Крым —
наш.
Вот
как все просто! То, что высмеивалось,
вымарывалось, изгонялось из народного
сознания все 90-е, нынче превратилось в
мейнстрим, в едва ли не трюизм: “Ну да,
Россия самоценна и всех победит, а как
иначе-то?”
И
все это работает, дышит, обретает силу
законов, пересчитывается в миллионах
тонн, стартует в небо и форсирует льды,
дает смысл двигаться дальше целой
стране.
Сегодня
Минобороны и Генштаб, уточняя военную
доктрину России и вычерчивая траекторию
полета “Калибров”, исповедуют “оборонное
сознание” первых защитников Приднестровья
и Абхазии. Российский МИД, в своем
виртуозном фехтовании с “западными
партнерами”, действует в той, “октябрьской”
логике сопротивления мировому Злу.
Сохраненный или заново обретенный
госконтроль над нефтью и газом, над
атомом и коммуникациями, а также
заваленная госзаказами “оборонка”, а
еще геополитическое оружие в виде
“потоков”, мостов и портов, — все это
отрада глаз для каждого государственника,
который в 90-е противопоставил себя
хаотизации.
Россия,
которая сегодня выстраивает Евразийский
союз и стратегическую дружбу с Китаем,
вернула себе Крым и мучительно возвращает
Донбасс, построила космодром и осваивает
новые ракеты, возрождает мясное
животноводство и хохочет над санкциями,
восстановила святость Победы 1945-го и
перевернула вверх дном “Великую
шахматную доску” в Сирии, — нынешняя
Россия выросла из стихов, что читались
на баррикадах у Дома Советов, озарена
светом тех всенощных лампад, согрета
братским теплом тех уличных костров.
Вот
это едва ли не самое важное: долгожданное
общенациональное единство по вопросам
жизни и смерти, — те самые “86 процентов”,
что так пугают рукопожатцев, — выросли
из того, казалось бы, невозможного “союза
красных и белых”, сплотившихся в 93-м,
чтобы вместе сдержать наступавший мрак.
Там, на баррикадах, красное знамя
соседствовало с православным крестом,
потому что общее оказалось важнее
различий. Так и теперь Крым и Победа,
“сложный” Донбасс и простое нежелание
“лечь под Запад” объединяют девять
десятых народа, как бы кто ни голосовал
на выборах.
И
все эти девять десятых выросли из тех,
кто, казалось бы, проиграл в 93-м.
загружаются комментарии